Подписка на новости/материалы
Анатолий ГОРЯЙНОВ (1935-2014) - начальник личной охраны Д.А.Кунаева
ДВА ДНЯ И ВСЯ ЖИЗНЬ

15 декабря 1986 года день освобождения Д.А.Кунаева от должности руководителя республиканской партийной организации, от первого руководителя Республики Казахстан, которым он был последние 22 года.
9 час. 50 мин. Открылась дверь кабинета, все, кто был в приемной, встали в каком-то скорбном состоянии, также натянуто-грустно поприветствовали всех, кто вышел из кабинета Д.А.Кунаева: Разумовского, Колбина, Мирошхина, Назарбаева, Мукашева.
Д.А.Кунаев держался спокойно, представлял находящихся в приемной членов Бюро Разумовскому, Мирошхин как-то неуклюже суетился. Назарбаев, в приподнято - плохом настроении, стараясь непоказать его, не глядя в глаза тому, кого приветствовал, жал им руки, Мукашев -как-то совсем осунулся, мягко жал руку всем, не произнося ни слова. Кунаев, Разумовский, Колбин прошли в большой зал заседаний, а все остальные члены Бюро за ними. В комнате-накопителе, как всегда, были накрыты столы, но никто ни дочего не дотронулся, хотя Д.А., как всегда, с присущим ему гостеприимством предлагал соки, минводу, кумыс, шубат. «Геннадий Васильевич, пейте кумыс, Вам теперь надо привыкать к этому напитку. Вы теперь будете работать в Казахстане, а это не Грузия, там Вы пили вино, а у нас будете пить наш богатырский напиток— кумыс». Колбин засмущался, его грубое, полное лицо покраснело, головы его не было видно, она как-то сразу переходила в толстую шею, большие, как чебуреки уши были прилеплены к этой тоже сильно покрасневшей шее - чисто гоголевский персонаж. Он отпил из фужера немного кумыса, поставил его, что-то невнятно произнес. Наступило томительное молчание. Д.А.Кунаев посмотрел на часы, как он это всегда делал перед выходом в зал заседаний, поднял руку ближе к глазам, а затем спросил у меня:
- Анатолий, сколько на твоих?
- Без трех минут.
- А твои точно идут?
- Да, Димаш Ахмедович, - ответил я.
- Тогда, товарищи, нам надо заходить.
Сам пошел первым, пропуская вперед себя Разумовского, Колбина. Колбин хотел пропустить Д.А., но Д.А. сказал: “Идите впереди меня, теперь Вы начальник”.
Они пошли на свои места в президиум. Все быстро, без лишней суеты заняли свои места. Д.А. в 10:00 открыл пленум, предоставил слово Разумовскому.
Зал при выходе руководителей встал и встретил их совсем необычно — многие находились в незнании, по какой причине собрали экстренно пленум ЦК. Этот пленум был, наверное, самый короткий в истории Компартии Казахстана. Всего 15 минут. Слово предоставили секретарю ЦК КПСС по кадрам тов. Разумовскому. Он объяснил, что Д.А.Кунаев подал заявление об уходе на пенсию на имя Генерального секретаря М.Горбачева 5 декабря 1986 года, его просьба удовлетворена. На должность первого секретаря ЦК КомпартииКазахстана ЦК КПСС рекомендует тов. Колбина Г.В. Зал замер, все в непонятном оцепенении, видно не осознали сказанное Разумовским. “Кто за то, чтобы тов.Колбин был Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, прошу голосовать”. Первым поднял руку Н.Назарбаев, вторым О.Мирошхин — оба из президиума, а им последовали весь зал. Слово предоставили Д.А. Он, буквально за 2-3- минуты, сказал свое слово, оно заключалось в благодарности в адрес партии Союза и Казахстана и, в особенности, всем коммунистам Казахстана, что они доверяли ему руководить ими столь длительный срок. Пожелал всем коммунистам Казахстана больших успехов в работе, здоровья и благополучия в личной жизни. «А я, дорогие мои товарищи, пойду на заслуженный отдых». Спокойно, твердо ушел с трибуны, сел на свое место. В зале послышались вздох, многие, особенно женщины, прослезились, плакали. Вот здесь можно было видеть плачущего большевика, на нашем коротком пленуме, а не в “музее“, как говорил В.Маяковский. По залу прошел действительно стон. За Д.А. Кунаевым предоставили слово Г.В.Колбину. Он вошел быстрой походкой, хотя был достаточно грузный. Да, природа над ним долго не мудрила. Мне стало ясно, что Казахстану долго не видать такого руководителя, каким был Д.А.
Весь багровый, видно сильно волновался, Колбин сказал обычные слова, что говорят в такой обстановке: поблагодарил Пленум ЦК Компартии Казахстана за оказанное доверие, ЦК КПСС и, особенно М.С.Горбачева. «Отдам все силы на служение партии». Ушел с трибуны, сел на свое место. На этом пленум завершил работу. Все встали, Д.А.Кунаев поднял руку по направлению в зал. Так, с поднятой рукой, слегка помахивая ею, зашел в дверь накопителя. Положил руку мне на плечо, она дрожала. Произнес: «Вот так, Анатолий, я и ушел на пенсию». Подошел доктор А.Мулюков, спросил: «Как, Д.А., все нормально, ничего не надо? ". Мы с ним отошли в сторонку, чтобы не мешать другим, сами продолжали наблюдать за Д.А.
Он всем предложил сесть за стол. Выпив чая, наметили программу действий на оставшееся время, а нужно было до трех часов занять время, так как Разумовскому нужно было в 12 часов московского времени доложить М.С.Горбачеву о результате проведенного пленума и, видно, получить указания на дальнейшие действия. Решили посмотреть город, посетить ВДНХ.
В 15 часов после разговора с М.Горбачевым Разумовский не стал обедать, дал команду готовить самолет для возвращения в Москву. Самолет практически был готов, через 10 минут ему доложили, что самолет готов, чему он был удивлен, что так быстро. Проводив его в 16 час. 35 мин в аэропорту, Д.А.сказал: «Геннадий Васильевич, Вы поезжайте на работу, занимайте свое рабочее место, знакомьтесь с людьми, а вас всех, а были все члены бюро ЦК Компартии Казахстана, прошу любить и жаловать Геннадия Васильевича и также хорошо работать, как работали, а я поеду домой». Всем пожал руки. Сели в машину и в «сопровождении», как было всегда, поехали домой.
- Анатолий, а почему сопровождение едет сомной, а не с новым начальником?
- Ему это, Д.А., не положено. Вы еще член Политбюро, а он просто секретарь ЦК Компартии Казахстана. У него будет другая служба, немного попроще .
- А, тогда все ясно.
Прибыв домой, зашли в квартиру, в коридоре встретила Зухра Шариповна. “ Вот так, крошка, - ласкательное обращение было у Д.А. к жене, - я теперь пенсионер, т.е. Тыба. Тыба, сходи за хлебом, Тыба сходи за молоком, Тыба вынеси мусор – теперь ты у меня самый главный Тыба. Да, всю хозяйственную работу выполняла служба Анатолия, а теперь буду делать я сам".
Дал команду всех собрать, кто был на службе. А в этот день почти все были на дежурстве. Посадил всех за стол, налил всем по стопке, выпили - обмыли уход на пенсию, закусили.
Кроме службы, больше ни одна душа в этот день не поздравила его с уходом на заслуженный отдых. Контора, в которой Д.А. проработал ни один десяток лет, подарка не преподнесла, ни даже и устного поздравления не было. Во время обеда Д.А. всех сотрудников службы 9 отделения КГБ Союза ССР поблагодарил: «Я вам выражаю свою и 3.Ш. благодарность, пока вы все здесь, ибо будут в службе изменения в связи с моим уходом на пенсию. Поэтому поводу вам все скажет ваш начальник Анатолий Иванович».
После обеда, точнее, ужина, дал команду отпустить всех домой, что и было сделано. Все, кто был свободен от службы, пошли по домам. В этот же день руководство КГБ КазССР, которому мы подчинялись, в оперативном порядке дало команду, все, кто имел оружие, сдать, а поскольку начальника вооружения уже не было на работе, то я, как начальник отделения охраны, должен был принять его под свою ответственность. Таким образом, служба была разоружена, осталось оружие только у меня, которым мы и обходились потом принесении службы, передавали его по смене друг другу. Так закончился день 15 декабря 1986 года.

II

16 декабря 1986 года в службе особых изменений не было. Физическая охрана и его транспорт работали в суточном режиме. Офицер охраны и шофер заступали на сутки.
Изменилось только то, что смена офицера охраны происходила не на работе в ЦК, а по месту жительства в 9 часов утра. Я, как начальник охраны, он же и комендант, заступал на службу раньше всех, в 8 часов утра, если все было в обычном режиме. Жил я в одном доме с Д.А.‚ только в другом подъезде. Так что, можно сказать, был всегда на службе. Пришел на работу в 8 часов, служба - дежурный милиционер – доложил, что на объекте № 1 (это квартира) все нормально и на объекте № 5 (это летняя резиденция, т.е. дача) также все нормально. Дежурный водитель привез почту - свежие газеты, которые отдал дежурному офицеру, а сам поехал на дачу проверить обстановку. На даче все было нормально. Вернулся домой.
Д.А. и З.Ш. пили чай, я забрал большую почту - это все документы, которые шли Д.А. как члену Политбюро и первому секретарю ЦК Компартии Казахстана, повез ее в ЦК. Зашел в отдел фельдсвязи, сдал, получил новую, зашел в общий отдел, там сдал, получил, а затем зашел в приемную, там забрал «Планету». Дежурила 3.П.Жукова, зашел к помощнику Д. Бекежанову, он дал мне еще какие-то сводки. Как правило, он давал сводки по сельскому хозяйству. Обычное рабочее утро.
Бекежанов обзванивал обкомы. Я спросил:«Был ли у нового?» Он ответил: «Еще не вызывал, если не вызовет, то, как соберу сводку по областям, зайду сам». Не знаю, заходил ли он сам или нет.
Я привез почту, Д.А. находился дома в своем кабинете, отдал ему. Он спросил: «Как там дела?» Я ответил, что все нормально, что делает Г.В.Колбин - не знаю, я в кабинет не заходил. Мне там теперь делать нечего. Д.А. засмеялся и стал знакомиться с документами, как мы говорили, «читать» бумаги.
Я зашел к З.Ш., она была на кухне, что-то обсуждала с поваром. Она мне дала какое-то задание, сейчас не помню. Поехал выполнять. Время было примерно уже около 10 часов.
Когда я вернулся домой, ездил примерно 30-40 минут, захожу в подъезд дома, смотрю дежурного офицера охраны в дежурной комнате нет. Наверное, поднялся наверх, квартира Д.А. на втором этаже, кв. № 5, а сосед по площадке в кв. № 6 - Джиенбаев Султан Сулейменович. Зашел в квартиру, меня встретила З.Ш. Доложил о выполнении ее задания, после спросил: «А где Д.А.?». Она мне ответила, что его срочно вызвали в ЦК, там что-то случилось.
Я тогда поеду туда.
Она мне подала подтяжки для брюк, он их забыл одеть, т.к. сильно спешил. Забрал подтяжки, быстро вышел.
В подъезде спросил у дежурногомилиционера, что случилось в ЦК. Он мне ответил, что на площади какие-то выступления. Я связался с начальником спецдивизиона Волковым Аркадием Яковлевичем, спросил: «Что случилось?». Он мне ответил, что на площади беспорядки, выступают 300-400 человек, которые пришли со стороны улицы Мира. Я его попросил, чтобы он усилил охрану квартиры, дачи, здания ЦК, а также здания Совмина и Президиума. Он мне ответил, что в ЦК, Совмине и Президиуме охрану усилил,
вызывает всю службу, а на квартиру и дачу отправит подмогу. Я выехал в ЦК, поднялся на автомашине по Фурманова, где стояли сотрудники спецдивизиона ГАИ. Светофоры работали на режиме ручного регулирования. Мне дали зеленую, как говорят, улицу, сообщили: “316 идет по трассе". Проезжая перекресток площади Л.И.Брежнева и ул.Фурманова, я обратил внимание, что на площади большое скопление народа в беспорядочном движении, площадь оцеплена сотрудниками милиции в обычной форме. Подъехал к зданию ЦК со стороны Мира 01 - основного, как мы говорили, подъезда, машина Д.А., машины Н.А. Назарбаева, С.М.Мукашева, у входа дежурный спецдивизион, шоферы, сопровождение ГАИ, М.И.Акуев и его сотрудники по сопровождению Назарбаева, Мукашева. Я понял, что это выступление недовольных. Дал команду, чтобы все шоферы разошлись по своим машинам, службе ГАИ также занять места в машинах, М.И.Акуеву - быть в непосредственной близости к основной машине Д.А. без выключения рации и держать связь со службой ГАИ города и республики, а также с 02 города, области и дежурными МВД республики. Дежурному главного подъезда и его помощнику дал указание нести службу более бдительно, чтобы никто из посторонних не проник в лифт и подъезд. Сам поднялся лифтом на площадку приемной и кабинета.
Выйдя из лифта, а лифт выходит прямо вкоридор, я увидел следующую картину - в нем полно сотрудников ЦК, заведующих отделоми их замов. Все как-то возбуждены, На ходу поприветствовал, прошел в приемную. В приемной переполох, все о чем - то говорят. Здесь же Д.А. стоял у окна, смотрел на улицу. Из окна хорошо просматривалась северо-западная часть площади со стороны улицы Мира, по Сатпаева в сторону площади шла небольшая группа людей.
- Видишь, что делается?
- Вижу Д. А. На площади шумят, но Фурманова открыта. Все они толпятся в основном у трибуны. Их - примерно человек 300-400, не больше.
Он стоял, немного ссутулившись‚ одна рука была все время в кармане, служба стояла рядом — Алмаз, Аман, Володя и немного в стороне со своей балеткой наш добрый трудяга Доктор Ахат Мулюков. В эти дни он неотлучно, как и мы, нес свою службу, помогая нам. О нем я скажу немного попозже, а если не сумею по какой - то причине, то он очень хороший человек,
- Д.А., что тянут? Надо принять экстренные меры, расчленить всю площадь на квадраты и не допускать прилива на площадь бунтующих, по пути их “размывать”. Это хорошо знает МВД и наша служба, если не хватает своих сил, привлечь погран училище, коневцев, пожарников и школу милиции.
- Я им говорил во время совещания в кабинете – примите экстренные меры, но никто и ничего не делает.
- Что боятся? А Вы еще член Политбюро, сядьте в свое рабочее кресло и руководите сами, а Колбин пусть побудет, как Вы, в приемной.
- Эх, Анатолий, не знаешь ты партийной дисциплины, как видишь, меня даже в кабинете не оставили, когда Колбин говорил с Москвой, я вышел и больше не заходил. Мои предложения, а тем более команды, как видишь, никому не нужны теперь.
- Д‚А., Вы как-то согнулись, подтянитесь.
- Подтянуться-то я могу, да вот толькобрюки рукой поддерживаю, забыл дома подтяжки.
- Сейчас прицепим их.
- Чем?
- Да я привез подтяжки. Где будем одевать? Что, прямо здесь.
- Можно и здесь, пусть смотрят, но мы зайдем к Дуйсетаю в кабинет.
Мы зашли к Дмитрию в кабинет, так мы его звали между собой, а еще и третий псевдоним был - Дионисий. Он сидел один.
Сняли пиджак, застегнули подтяжки.
- Вот теперь сразу стало как-то легче, -сказал Д.А., одевая пиджак.
Я предложил Д.А. присесть, он сел. Ахат приложил руку к пульсу левой руки‚ Д.А. сказал:
- Профессор, ты не беспокойся, все нормально.
Ахат ничего не сказал, стоя в сторонке. Доктора мы все звали профессором, первоначально он сердился на нас, но потом привык.
Я спросил у Д.А.:
- Вы будете выступать на площади?
Он мне ответил, что им, т.е. членам Бюро, сказал, что выступлю на любом языке - русском, казахском, узбекском, татарском, уйгурском, но мне никто из них и сам Колбин ничего не ответили.
По всему было видно, что Колбин сам немог ничего решить, ждал подсказки, указаний из Москвы, а тем временем к площади шли толпы народа, в основном студенты-казахи. Мы вышли из кабинета Бекежанова в коридор приемной. Д.А. я оставил с ребятами, а сам по ВЧ соединился с дежурным Управления КГБ СССР. Доложил, что у нас выступления. Он мне ответил, что все знает, упрекнул меня в том, что поздно позвонил. Я ему сказал: «Есть начальник 9 отдела КГБ КазССР тов. Кузубов». Я ему сообщил, что Д.А. хочет выступить, что мне делать. Ответ: «Начальства нет, все у Самого, а тебе скажу: принимай решения сам, за Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана ты отвечать не будешь, а за члена Политбюро ЦК КПСС ответишь, если с ним что-либо случится при выступлении. Это я точно знаю. До свидания, Анатолий, действуй как знаешь». В трубке длинные гудки.
- Что сказал дежурный? - спросил Дуйсетай.
- Сказал, что буду отвечать только за члена ПБ, если с ним что-либо случится при выступлении, - с этим ответом я вышел из кабинета.
Нашел начальника 9 отдела В.Кузубова‚ попросил его собрать всех своих и службу спецдивизиона. Председателя КГБ Мирошника и министра МВД не было. Они были на площади, с ними я не говорил, но думаю, что они ориентировались по обстановке, т.к. вся служба обеих ведомств была задействована на площади. Решение было принято блокировать вплотную Д.А.от толпы, держать транспорт поблизости от его места пребывания. Оружия не применять, исключение - только при явной физической расправе над Д.А. и только личной охране, больше никому. С таким решением мы стали ждать, когда дадут разрешение на выступление Д.А.
Я слонялся по коридору среди растерянных членов Бюро, уже пришел с площади, где пытался выступить Н. Назарбаев, затем 3.Камалиденов. Все ждали команды.
Второй секретарь О.С.Мирошхин носился то в кабинет, то из кабинета и на мои вопрос, что будем делать т.е. будет ли дано разрешение на выступление Д. А. перед собравшейся, гудящей, уже нетрезвой толпой. Мирошхин ответил: “Я Д.А. скажу‚ когда будет все ясно”. Мне же стало ясно - ждут ответа из Москвы. Д.А. при мне в кабинет не заходил и его никто неприглашал. Прошли томительные примерно часа полтора или два. Никто никуда не расходился, все стояли как-то вроде вместе и в тоже время раздельно, цэковцы обособились от совминовцев, президиумцы тоже в стороне, они бы разошлись дальше, но приемная была мала, а военные стояли вообще в коридоре. К Д.А. как-то особенно никто не льнул, как это было еще меньше суток назад.
Служба - охрана и врач - это ощущали, да Д.А. тоже все это еще с большей степенью чувствовал.
- Д.А., давайте поедем домой. Нам здесь делать нечего:
- Подождем немного, скоро они решат, что и кому делать.
Вскоре вышел из кабинета О.С.Мирошхин, подошел к Д.А., а мы в центре приемной, и сказал: «Д.А., мы решили, что Вам выступать не надо, мы сами со всей обстановкой справимся, а Вы езжайте домой, отдыхайте, а если понадобитесь, мы Вам позвоним».
Д.А. попрощался с ним, пожал ему руку, а со всеми, как обычно, - поднятием руки. Быстро оделись, в лифте спустились к выходу, в машину и домой.
Когда проезжали площадь, она была почти вся занята народом, но оцеплена милицией. Время было примерно 13 часов 30 минут.
Дома нас встретила хозяйка —встревоженная, сделала ему замечание, почему он не звонил. Д.А. ответил, что ребята и Дуйсетай звонили, держали тебя в курсе, а мне не было возможности позвонить, в кабинете уже новый человек, а из приемной просто неудобно было, Крошка (так Д.А. звал жену ласкательно).
Так Д.А. покинул ЦК Компартии Казахстана второй раз и навсегда как руководитель партии. Разделись, уже подготовились к обеду, хотя было не до обеда, да и время обеда давно прошло, но, как говорят, какие бы времена не были, а обед есть обед.
Не успел Д. А. сесть за стол, я слышу звонок в кабинете, подхожу, звонит прямой ВЧ, думаю, наверное, «Сам», т.е. Горбачев, беру трубку, спрашивает сам Горбачев:
- Димаш Ахмедович?
- Нет - отвечаю, - сейчас приглашу. По интонации чувствую - злой. Я позвал Д.А. к телефону, он спрашивает:
- Кто?
Отвечаю:
- Москва, сам, злой, - и даю трубку.
Д.А‚ взял трубку, стал Горбачева приветствовать, но, видно, что тот не слушал, что ему говорил Д.А., стал с ходу кричать на Д.А.
Я только услышал одно в ответ Горбачеву:
- Я клянусь партийным билетом и всем тем временем, что был в партии, и всем тем, что я сделал для партии и что сделала для меня партия, что я никакого отношения к этому выступлению не имею, Михаил Сергеевич, верьте мне!
На этом разговор закончился. В трубке слышался продолжительный гудок. Д.А. дал мне ее в руки. Так закончил работу аппарат ВЧ-прямой связи с Кремлем в квартире Д.А. по Тулебаева, 119, кв.5. Больше он никогда не звонил.
Правительственные телефоны союзного и местного правительства молчали. И не верьте никому, что 16, 17, 18 Декабря кто- то из членов правительства Казахстана, а тем более Союза звонил, не было этого. Д.А. был оставлен один, оторван от внешнего мира.
Так прошло три тяжелых дня осады дома ЦК и дома Д.А. по Тулебаева, 119. Все писания журналистов, что они 16 декабря говорили с ним дома, что Д.А, 16, 17, 18 декабря звонил Колбин - все это выдумки, после 18 декабря - возможно.
Эти дни я находился возле Д.А. неотступно и знаю, кто звонил. Звонили товарищи, но не члены правительства, тем более высокого ранга.
Выходя из кабинета, он положил мне руку на плечо: рука дрожала, ему было тяжело.
- Вот так бывает, Анатолий, все будет нормально, пошумят да утихомирятся, народ успокоится, а генеральный не простит.
- А Вы при чем здесь? Он сам накуролесил с Колбиным. В этом он сам виноват. Он этого хотел.
- Возможно, ты прав, ты всегда говоришь правду, молодец Иванович. Но генеральный своего просчета на себя не возьмет. Ты еще молодой, всего не знаешь. Много еще впереди. Ладно, пошли обедать!
Мы вышли из кабинета, он держал меня за плечо, подошли к его стулу за обеденным столом, он сел, а ко мне подошел Ахат, спросил, что случилось. Я ему ответил:
- Ничего не случилось. Д. А. разговаривал с Горбачевым, ну и что ты сам не видишь в каком Д.А. состоянии, сильно волнуется.
Обедали как-то вяло, все что-то думали про себя - каждый о своем и все об одном и том же.
После обеда Д.А. и З.Ш. пошли в кабинет, обычно они там читали: Д. А. знакомился с почтой деловой, а З.Ш. с газетами или что-либо читала из книг. Сегодня не до почты и не до книг. Ахат померил давление у Д.А. и З.Ш. , тонометр говорил сам за себя, покопался в своем чемодане, дал какие-то таблетки, при этом что-то говоря про себя, было ясно, что высокое давление.
- Анатолий, - позвал меня Д.А.
Я зашел в кабинет. Д.А. поднял очки на лоб, поддерживая их левой рукой, спросил у меня:
- Что ты думаешь?
- Ничего не думаю.
- Это я по тебе вижу, что ты ничего недумаешь. Ты службу отпустил?
- Да, отпустил, еще когда приехали .
- А что делает водитель?
- Водитель обедает.
- После обеда отпускай его домой, я сегодня никуда больше не поеду.
Хозяйка посмотрела на меня, я понял, что водитель еще может понадобиться.
- Д.А., служба будет работать круглые сутки в усиленном варианте, а водитель и машина круглые сутки будут находиться во дворе дома.
- А где он будет отдыхать?
- Вон, есть место, - ответил я.
- Да, еще смотри, чтобы все были сыты,ты-то сам дома наешься, а где будут они питаться?
- Они все на кухне сидят за столом, их кормит Саша-повар.
- А ты знаешь, что делается на площади?
- Да, знаю, шумят.
- Ты там был?
- Нет, позвонил Дмитрию. Дуйсетай сказал, что народ на площадь прибывает. Наряды милиции усилены, надели каски, получили щиты и дубинки, из ЦК никого домой не пускают, все будут в помещении до особого разрешения, работает столовая, всех кормят. Применять армию до особого разрешения Министра обороны СССР Колбин боится, ждут прилета Лушева. Вызвали спецназ из Воронежа, но они пока в резерве сидят. Пограничники оцепили БТРами здание - несут охранную службу. Применят силу, если будет прорыв с площади.
К ночи на площади начались беспорядки, подожгли пожарную машину, перевернули милицейский газик, пошли избиения сотрудников. На площадь проехали несколько продуктовых фургонов, в основном со спиртным. Пили все, кто хотел. Было холодно, температура в эти смутные дни декабря была от 13-17 до 27 градусов мороза, а подпитые зачинщики еще больше создавали фон недовольства. Женщины в основном студентки, кричали: «Джигиты, ур! Джигиты, ур». Это было хорошо слышно с ул.Фурманова, когда я проезжал через площадь. Я заехал на площадь со стороны ул.Мира, то же самое: «Джигиты, ур! Джигиты, ур!».
17 декабря вечером я зашел в ЦК и вместе с Бекежановым посмотрели в окно со стороны площади, а это хорошо видно было со второго этажа, из кабинета А. Г. Статенина, площадь кипела. Уже повыламывали ели, которые были посажены у трибуны, они горели на площади. Потом мы вышли с Дуйсетаем через центральный вход, подошли ближе к площади. Площадь переполнена,страшный шум, уже было не понятно, что эта разъяренная, пьяная, накуренная масса требует. Что было характерно, те, кто днем ходил по улицам с призывами, а некоторые группы заходили в общественные здания: научно-исследовательские институты, в учебные заведения - призывали народ выходить на площадь, а то и силой заставляли выходить, особенно это проявлялось в студенческих общежитиях, где парткомы и комсомол не могли противопоставить им свои силы, все собрались на площади на ночь, как бы на отдых и подзарядку, а утром снова - по улицам, с криком, шумом, с непонятными призывами, останавливали прохожих, которые старались их обойти, не вступая с этой оголтелой толпой ни в какое общение. Особенно придирки были направлены к лицам коренной национальности по причине, что эти прохожие не разделяли своих мнении с этой пьяной толпой или одурманенным оратором, от которого несло перегаром. Вели себя вызывающе, проявляли грубость, останавливали автомашины, заскакивали на них, выплясывали на крыше, капоте, пытаясь при этом перевернуть. Зрелище было со стороны неприятное. Видя все это, народ, если попадался на встречу этим «борцам за свободу», старался уходить в сторону. Об этих инцидентах, а их было много, ни я, ни мои сотрудники Д.А. не докладывали, просто его щадили. В основном обстановку ему доводили ту, что была на площади. В эфире на волнах ГАИ и 02 работала радиостанция, которая давала дезинформацию, сообщала такие события, которых при экстренной проверке вообще не было в действительности, так, к примеру, что на пересечении пр.Абая и Космонавтов восставшие захватили автобус и бесчинствуют над пассажирами, у дома облисполкома убили прохожего, захватили детсад в районе Абая и Сейфуллина. С какой это делалось целью, всем понятно, чтобы вызвать недовольство среди благонадежного населения. МВД в основном обстановку контролировало. К вечеру
17 декабря выступления стали затихать, нового пополнения не стало, студенты в основном все вышли на занятия. Сильным противовесом всем бунтующим явились рабочие и служащие. Бунтующие как-то сразу сникли, видно, поняли, что это не отдельные граждане, на которых можно подействовать. Рабочие стали просто давать им физический отпор, если бунтовщики действовали физически, им просто на силу отвечали силой. Все эти события проходили при участии хулиганствующих элементов, что и привело к таким плачевным результатом.
Был нанесен моральный ущерб всему народу Казахстана, была осквернена та работа, которую долгие годы проводил Д.А. Но это, видно, нужно было Москве - Горбачеву.
События этих дней отложились неприятным осадком в душах многих честных людей, они навлекли негативные последствия - отношение новых властей к старому руководству, ушедшему на пенсию, и особенно пагубно сказались на ближайших соратниках Д.А., их просто-напросто начали и физически, и морально истреблять: исключать из партии, судить. Так, всем известно, что Д.Бекежанов - первый помощник, осужден на 8 лет лишения свободы, четыре отсидел- освобожден, через полгода после освобождения умер от инфаркта. Отбывал наказание в г.Иркутске. А.В.Лысый - начальник Хозу Совета министров, осужден на 4 года, отбыл половину - освобожден, через год умер - инфаркт. Статенин А.Г. — управляющий делами ЦК Компартии Казахстана, осужден на 4 года - отбыл почти половину, исключен из партии, лишен больше половины пенсии. В партии восстановлен парткомом ЦК КПСС, но партбилет не получил - партия была распущена. Ныне сам пишет: хотели посадить, но не нашли уголовно наказуемого деяния. Собирали компроматы против Д.А. Хотели “сделать”, как высказался “особняк” Прокуратуры СССР В.Калиниченко, мы сделаем “казахстанское дело”, как“узбекское”, где обвинили Ш.Рашидова.
Не получилось у В.Калиниченко! Все оправданы — и живые, и мертвые за отсутствием состава преступления.
Все это стоило для Д.А., самое малое, 10 лет жизни. Если бы не это, то он бы свои 85 лет встретил в полном здравии. Но этого не случилось. Такова суровая действительность жизни. Его нет среди нас и нет его помощника Дуйсетая Бекежанова.
Горсть за горстью образовался холмик над его местом погребения, а народ все шел. Последний путь Д.А. покрыт цветами, полит слезами провожавших его. Потом из рассказов граждан, кто не смог попасть в залы ресторана на поминальный обед, узнал, что дома они сами в кругу семьи помянули его. Все без исключения говорили такие слова: «Ушел из жизни наш человек, человек большой души, большого доброго сердца, наш кормилец, который думал каждый свой прожитый день, как накормить, одеть и выучить людей. Теперь его нет и некому будет заботиться о нас — горе нам, простым, смертным».Действительно, это было так, заботу он проявлял каждодневно о благополучии простого народа. Д.А. знал нужды народа и как мог старался их выполнить, а простой народ проявил свое отношение, когда провожал его в последний путь, многие говорили, когда клали цветы на катафалк или бросали надорогу: «Пусть будет Вам, Д.А., земля пухом».
Первым из дверей Оперного театра с портретом Д.А. в руках вышел Ахат Аминович Мулюков. Среди массы народа, провожающей Д.А. в последний путь, прошел вопрос: кто это? Одни говорили, что это его сын, но слышны были ответы, что у Д.А. не было детей. Чей-то уверенный голос твердо сказал: «Я точно знаю - это его приемный сын, он с ним уже много лет были вместе». Еще послышался чей-то голос: «Нет, у Кунаевых не было своих детей и приемных тоже не было. Я точно знаю». Еще кто-то из толпы сказал: «Кто бы он ни был, сейчас для Д.А. не имеет никакого значения, раз ему доверили выносить траурный портрет, то он, видно, самый близкий был человек к Кунаеву».
Кто это говорил, я не мог видеть, так как масса народа перемещалась, как волны в море.
Мулюков А.А. — личный врач Д.А.‚ проработал у него с октября или с сентября 1974 года до дня его захоронения 22 августа 1992 года, по простому подсчету 18 лет.
Он работал, обслуживал, следил, лечил, поддерживал здоровье Д. А. в его звездный час, когда он был на высоте своего подъема, и в годы унижения и сведения всех заслуг Д.А. перед народом Казахстана до нулевой оценки.
Многие соратники по партии и работе отреклись от Д.А., боялись сказать, что они работали под его руководством, старались не вспоминать о нем, все стало плохим, что делалось в период руководства Д.А. Только доктор не бросил его, а, наоборот, старался как можно больше оказывать ему в это время необходимую помощь. Он не боялся косых взглядов ни со стороны коллег, ни начальства своего. Навещал, следил за состоянием здоровья Д.А. и 3.Ш., оказывал им посильную помощь. Этим самым вызывал на себя огонь всех противников Д.А.‚ а их стало предостаточно много.
Когда Ахат пришел как личный врач к Д.А.‚ он нажил себе сразу массу врагов.
Когда-нибудь “наш профессор” сам расскажет, опишет свою нелегкую работу с Д.А. хотя все ему завидовали, что мол, можно так работать - это говорили те, кто не соприкасался с его работой. За все время его работы Д.А. ни разу не лежал в стационаре.
Это благодаря повседневной работе “нашего профессора".